“Молебен закатистый”


...в церковь не ходят, служения никогда не видят и не знают, что над ними делают: крестят их, венчают или хоронят. Ей, право, одичали хуже диких!
Н.Лесков. Русское тайнобрачие

 

В моем повествовании будет еще довольно много такого, что можно было бы наименовать “лесковщиной в чистом виде”. (Я имею в виду такие знаменитые перлы, как “мелкоскоп” или “Аболон Полведервский”.) “Молебен закатистый” — один из лучших примеров.
Батюшка в храме объявил:
— Завтра будет молебен с акафистом.
(Об акафистах речь пойдет ниже.)
А старушка греческого слова не восприняла, а поняла на свой лад:
— Завтра будет молебен закатистый.


Вообще говоря, молебен — это сокращенная утреня, к которой по желанию добавляются и еще некоторые чинопоследования — малое освящение воды, акафисты, особые молитвенные прошения... В практике больших городских приходов так называемые общие молебны бывают весьма продолжительными. Они служатся одновременно Господу, Божией Матери (в честь нескольких Ее икон), множеству святых, при этом читается десятка полтора акафистов и совершается освящение воды.
Прихожане очень любят молебны, ибо тут все понятно и доступно — запевы, знакомые всем тропари, кроме того происходит окропление всех молящихся только что освященной водой и, главное, последующая ее раздача.
Во время этой раздачи возникает живая конкуренция, чтобы не сказать просто — давка. Самое водосвятие заказывает обычно один человек (ну, от силы — три), а берут воду почти все присутствующие. Считается, что получить ее первыми должны именно те, кто заказывал освящение, однако на практике так получается не всегда, из-за толчеи частенько первые оказываются последними.


Наблюдая в течение многих лет драматические сцены при раздаче святой воды, один клирик усмотрел в нынешних христианах даже нечто ветхозаветное. При этом он ссылается на то самое место из Евангелия от Иоанна, которое читается на малом освящении. Там говорится, как во время оно” исцелялись больные в “овчей купели” в Иерусалиме. Ангел по временам возмущал воду, а здравие получал именно тот, “кто первый входил в нее по возмущении” (гл. 5, 4). Так вот среди современных верующих почему-то считается, что освященную в церкви воду тоже надо получить первым, хотя, казалось бы, все берут из одного сосуда, и очередность не должна тут иметь значения.


Мне вспоминается и еще одна шутка, весьма остроумная и злободневная, однако оценить ее вполне могут только люди церковные, знающие богослужебный устав. Впрочем, попробую сразу дать некоторые разъяснения. Божественная литургия — самая главная служба Православной Церкви — состоит из трех частей: проскомидии (приготовления), литургии оглашенных и литургии верных. Так вот М., хорошо знакомый с жизнью московских приходов, как-то сказал:
— В Русской Православной Церкви Божественная литургия теперь уже состоит из четырех частей: проскомидия, литургия оглашенных, литургия верных и — водосвятный молебен с акафистом.


Вот картинка с натуры. В московском храме отошла Божественная литургия. Батюшка в Алтаре смотрит записку, в которой перечислены заказанные молебны. Водосвятие там не значится. (А тут надо сказать, что за освящение воды берется дополнительная плата.) Тогда священник выглядывает из Алтаря и видит, что неподалеку от ящика стоят три или четыре женщины с бидонами в руках.
— Готовьте водосвятие, — говорит он прислужникам.
Эти женщины пережидают — кто-то из них не выдержит и закажет освящение воды, она и заплатит за это, а прочие получат воду безвозмездно.


Кроме молебнов общих нам приходится служить и, так сказать, отдельные. В честь какого-нибудь праздника, благодарственные, об исцелении болящих...
Известный в свое время священник О.Р. рассказывал о таком поразительном случае из своей практики. К нему подошла женщина и попросила отслужить молебен о здравии Василия. Батюшка облачился и приступил к священнодействию.
Во время молебна женщина эта плакала горькими слезами и с таким отчаяньем, что священник был весьма тронут ее горем. Когда служба отошла, он участливо спросил:
— Кто же этот Василий? Сын он тебе или муж?
— Да какой там муж... Кот это, кот мой, батюшка...
— Как так — кот? — священник опешил.
— Да так... Кот мой любимый, Васька у меня пропал... Вторую неделю его нет... А мне тут и посоветовали: сходи в церковь, отслужи молебен о здравии...
Отец О. сделал ей строгое внушение и удалился в Алтарь.
Но история эта имела продолжение. На другой же день женщина эта появилась в храме и бросилась к о. О.
— Батюшка!.. Батюшка!.. Не знаю, как тебя и благодарить... Кот-то мой, Васька, вернулся... Я вчера из церкви прихожу, а уж он меня ждет... Как отслужили молебен, так он и вернулся... Ведь полторы недели пропадал... Спаси тебя Господи, батюшка... Дай Бог тебе здоровья...


Придется продолжить эту кошачью тему, ибо известен мне случай еще более драматический. В московский храм вбежала женщина в слезах.
— Ой, батюшка, — завопила она, — грешница я, великая грешница.
— Какой у тебя грех? — спросил священник. — Что же ты наделала?..
— Поссорилась я... — отвечала она, рыдая, — с котом поссорилась.
— Велика важность, с котом поссорилась...
— Ну, да, батюшка... Я... Я... его отругала... а он убежал... и попал под машину... И — насмерть... А я виновата... Грешница я, окаянная... Что же мне теперь будет?..
Батюшка насилу ее и успокоил.


И завершим эту тему еще одной профессиональной шуткой. И опять-таки здесь необходимы предварительные объяснения. Во-первых, надо сказать, что знаменитая “русская масленица” к Церкви (вопреки распространенному мнению) отношения не имеет. Праздник это чисто языческий, и православное духовенство в течение веков вынуждено было с ним бороться. Для того, чтобы ввести обыкновенный на масленице разгул хоть в какие-то рамки, российские Святители в древнейшие времена соединили ее с “сырной седмицей” — неделей, которая предваряет Великий Пост.
Во-вторых, нужно заметить, что некоторые гимнографические произведения имеют форму акростихов, а слово или фраза, которую составляют начальные буквы, именуются в богослужебных книгах “краегранесие”.
Так вот некий батюшка жаловался мне, что его прихожанки на сырной седмице требовали, чтобы он правил “службу масленице”.
На это я ему сказал:
— Вот и прочли бы для них акафист масленице.
— Да, да, — подхватил он, — “Его же краеграненсие: не все коту масленица”.


Ну, а теперь пора поговорить об акафистах. Это слово греческое, означает оно “гимн, при воспевании которого нельзя сидеть”. Самый древний акафист (Пресвятой Деве Марии) возник в Византии в VI или VII веке. В настоящее время в обиходе нашей Церкви существуют десятки акафистов, как греческого, так и, по большей части, отечественного происхождения. Среди последних есть и превосходные образцы. (Как, например, Празднику Покрова Пресвятой Богородицы или Преподобному Серафиму Саровскому.) Но есть — увы — и довольно посредственные. И это легко объяснимо, ибо в прошлом, например, веке акафисты составляли даже некоторые благочестивые барыни...
Акафист, сочиненный по классическому образцу, состоит из 13 кондаков и 12 икосов. (Каждое обращение в икосе, как правило, начинается словом “Радуйся”, а каждый кондак кончается словом “Аллилуйа”.) Тут следует добавить, что широкому распространению своему акафисты обязаны своей доступностью — написаны они, как правило, языком близким к современному и при некотором общем однообразии хорошо воспринимаются на слух. (В отличие, например, от канонов, которые весьма архаичны.)


Мой друг, священник, как-то обнаружил в акафисте некоему преподобному отцу ересь, даже на грани богохульства. (Составлено это чинопоследование в прошлом веке и прошло духовную цензуру.) Там в одном из икосов говорится следующее:
Радуйся, сыном Богу Отцу себя показавый,
Радуйся, братом Богу Сыну себя явивый...


На меня и некоторых единомышленников моих неприятное, если не сказать, возмутительное впечатление производит отчасти прославившийся теперь акафист благодарственный “Слава Богу за все”. По одним сведениям, он составлен Митрополитом Трифоном (Туркестановым), а по другим — погибшим в заключении священником Григорием Петровым. Как слышно, какой-то английский композитор положил этот акафист на музыку, и он был исполнен в Лондоне.
Совершенно неприемлемыми мне представляются такие пассажи:
Кондак 7
В дивном сочетании звуков слышится зов Твой. Ты открываешь нам преддверия грядущего Рая и мелодичность пения в гармоничных тонах, в высоте музыкальных красок, в блеске художественного творчества. Все истинно прекрасное могучим призывом уносит душу к Тебе, заставляет восторженно петь: Аллилуйа!
Икос 7
Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов, гениев науки. Силой Сверхсознания они пророчески постигают законы Твои, раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей. Их дела невольно говорят о Тебе; о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке...”
Это ли не декаданс?


Я с радостью узнал, что столь же критически, как и я, к акафистам был настроен Священномученик и исповедник Владыка Афанасий (Сахаров). По свидетельству близких к нему людей, его возмущал самый прием беспрестанного повторения слова “Радуйся”, и это — сто пятьдесят с лишним раз.
У Владыки Афанасия был акафист, составленный в честь какого-то Преподобного, который подвизался на Севере России, на берегу озера. И больше, собственно говоря, ничего существенного о его житии известно не было. А посему составителю пришлось сочинять примерно такие икосы:
Радуйся, в езеро мрежу ввергавый,
Радуйся, исполнену рыб на брег ее извлекавый,
Радуйся, рыб из нее вынимавый,
Радуйся, на брезе костер разводивый,
Радуйся, уху себе варивый...
А следующий кондак оканчивался, по словам Владыки Афанасия, буквально так:
“Уху ел и Богу пел: Аллилуйа!”


В заключение этой маленькой главки не могу отказать себе в удовольствии сделать еще одну выписку из Лескова. Это — примечание к главе третьей “Печерских антиков”, набирается оно мелким шрифтом, и почти никто его не замечает. Там содержится образец творчества киевских “бурсаков” прошлого века — отрывок из “Акафиста матери Кукурузе”. Надо заметить, что дух “бурсацкий” жив и в нынешних духовных школах, там и теперь еще сочиняют пародийные акафисты.
По свидетельству Лескова, “Акафист матери Кукурузе был сложен студентами Киевской духовной академии, как протест против дурного стола и ежедневного почти появления на нем кукурузы в пору ее созревания”.
“Бысть послан комиссар (помощник эконома) на базар рыбы купити, узрев же тя, кукурузу сущу, возопи гласом велиим и рече:
Радуйся, кукурузо, пище презельная и пресладкая,
Радуйся, кукурузо, пища ядомая и неколиже изъядаемая,
Радуйся, кукурузо, отцом ректором николиже зримая,
Радуйся, кукурузо, и инспектором николи же ядомая...”