Протоиерей Михаил Ардов
Его сиятельство, его преосвященство...

Я очень не люблю летать на самолетах. Для нас, рожденных ползать, в этом есть нечто противоестественное, даже что-то жульническое - пространство как будто сжимается, а время скрадывается...

26 февраля 1994 года я впервые совершил длиннейший перелет - через океан, в Америку. К Нью-Йорку мы подлетали вечером, было уже совсем темно. Самолет благополучно приземлился, я довольно скоро получил багаж и сразу же увидел высокую фигуру протоиерея Владимира Шишкова, который и устроил мою поездку за океан. Мы уселись в его автомобиль и двинулись в сторону Нью-Йорка.

Сияющий умопомрачительными огнями Манхаттан, взнесенный над темною водою мост Джорджа Вашингтона, и вот мы уже мчимся по скоростной трассе... Поворот, другой, третий - въезжаем в местечко Элмвуд Парк...

Машина останавливается на полутемной улице, мы входим в дом... В просторной комнате со старинной мебелью и картинами в массивных золоченых рамах сидит невысокий седобородый человек в черном подряснике. Он поднимается мне навстречу, я делаю земной поклон, принимаю у него благословение и говорю:

- Теперь я у цели своего путешествия.

Так я впервые увидел Его Преосвященство епископа Григория (в миру Его Сиятельство графа Юрия Павловича Граббе).

Теперь даже трудно себе представить, как в семидесятые годы жили мы, сознательные православные христиане. Все "нормальные", т.е. "советские" люди смотрели на нас, как на сумасшедших. А те, кто были образованнее и умнее, взирали на нас с полупрезрительной жалостью, а то и с издевкой, ибо тогдашнее наше "священноначалие", то бишь Московская Патриархия, была придатком Советской власти, послушным орудием в кровавых большевицких лапах.

И отнюдь не каждому возможно было объяснить, что трусливая и угодливая московская иерархия - это отнюдь не вся Церковь, что в самой Патриархии есть великое множество достойных клириков и мирян, что в стране существуют "катакомбники" и что, в конце концов, в мире есть Русская Зарубежная Церковь - строго Православная и совершенно бескомпромиссная по отношению к большевизму.

И тогда же, еще в семидесятые годы, сквозь "железный занавес" среди прочего "тамиздата" стали доходить до нас из Америки статьи и брошюры за подписью "протопресвитер Георгий Граббе". Они разительно отличались не только от чудовищного в те времена "Журнала Московской Патриархии", но и от тоже нелегально доставляемого нам парижского "Вестника РСХД" с его либеральным "богословским" лепетом. Нет, из-за океана до нас доносился голос чистого, незамутненного Православия.

Постепенно мы узнавали кое-что и о личности самого отца протопресвитера. Родился он в 1902 году, его отец граф Павел Михайлович Граббе был полковником царской армии и видным членом Поместного Собора 1917-18 г.г. В конце гражданской войны семейство Граббе покинуло Россию. Будучи в Югославии, граф Юрий Павлович сблизился с Митрополитом Антонием (Храповицким) - первым возглавителем Русской Православной Церкви Заграницей, который в 1931 году назначил его, еще мирянина, Управляющим Делами Зарубежного Синода. В каковой должности Ю.П.Граббе был рукоположен в июне 1944 года, а в 1979 году отец Георгий был пострижен в монашество с именем Григорий и возведен в епископский сан. Немаловажным казалось нам и то обстоятельство, что он является правнуком замечательного поэта и духовного писателя А.С. Хомякова.

Но вот настали восьмидесятые годы, "перестройка", "гласность", помпезно отпразднованный Патриархией тысячелетний юбилей Христианства на Руси... А там уже и развал "нерушимого союза" и долгожданная свобода для Церкви...

До чего же наивные мы были люди! Нам казалось, коли мертвая большевицкая хватка исчезнет, в Московской Патриархии незамедлительно начнется процесс покаяния и очищения. Мы думали, тотчас же созовут подлинный, представительный Поместный Собор, такой, о каком мечтали новомученики и исповедники страшного советского лихолетия... Но - увы! - всем этим упованиям так и не суждено было осуществиться. Болезнь зашла слишком далеко, слишком глубоко проникла порча...

Однако же, объявленная новыми правителями России "свобода вероисповедания" позволила некоторым общинам и клирикам - как "катакомбным", так и принадлежавшим к Патриархии - перейти в юрисдикцию Зарубежной Церкви. Каюсь, я не сразу последовал их примеру. У меня, грешника, еще сохранялись какие-то иллюзии, в частности, я возлагал большие надежды на тогда только что избранного Патриарха Алексия II... И лишь в начале лета 1993 года я прибыл в древний, живописнейший Суздаль, чтобы присоединиться к подлинному Православию.

Там, в Суздале, на съезде духовенства, монашествующих и мирян я и познакомился с отцом Владимиром Шишковым, о котором был уже много наслышан. В частности, я знал, что он - зять епископа Григория (Граббе), и что Владыка после своего ухода на покой живет в его доме, в городке Элмвуд Парк, штат Нью Джерси.

Итак, в конце февраля 1994 года я прилетел в Америку и тоже стал жить в гостеприимном, истинно русском доме Шишковых. 28 февраля было Прощеное Воскресение, а затем настала первая седмица Великого Поста. Начались ежедневные продолжительные богослужения в Казанском храме города Нью Арка, где отец Владимир настоятельствует вот уже четверть века. Владыка Григорий, которому было за девяносто, не пропускал ни одной службы. На каждой литургии он приобщался Святых Христовых Тайн и иногда проповедовал.

Будучи давним читателем и почитателем епископа Григория, я мог предполагать, что это - необыкновенно умный и цельный человек. Но то, что мне открылось тогда, при близком общении с ним, превосходило всякие ожидания. Могу засвидетельствовать, что человека с таким ясным, проницательным умом, твердыми, неизменными убеждениями, с такой беззаветной приверженностью к Истине я не встречал в течение всей моей уже довольно долгой жизни. (Не так давно мне довелось прочесть дневник будущего епископа, который он начал вести пятнадцатилетним юношей в Кисловодске, в страшном 1917 году. Меня поразили не только удивительная зрелость рассуждений и точность наблюдений, обыкновенно вовсе не свойственные подросткам, но и то замечательное обстоятельство, что автор этого дневника за прошедшие семь с лишним десятилетий ни умственно, ни нравственно не переменился).

В тот, мой первый приезд в Америку, мы много общались с Владыкой Григорием. Я часто сопутствовал ему в его ежедневных пеших прогулках. И именно тогда родилась у меня мысль записать некоторые его воспоминания, поскольку сам он этим никогда не занимался - его литературное наследие составляют лишь публицистические и богословские работы.

И - благодарение Богу! - намерение мое осуществилось. Следующей зимою я снова прибыл в Америку, опять поселился у Шишковых и всякий день записывал на диктофон свои беседы с маститым иерархом.

Теперь уже пленки расшифрованы, мне достаточно протянуть руку, чтобы взять со стола небольшую папку, куда сложено несколько десятков машинописных листов - это все прямая речь Владыки Григория...

"Первая церковь, которая мне вспоминается - храм Кавалергардского полка в Петербурге. В этом полку служил мой отец. Потом - деревенская церковь в имении бабушки, это в Полтавской губернии. А потом уже храм в Караулове, в Звенигородском уезде, под Москвою. Там был пруд, а по ту сторону церковь. Хорошо помню Саввин монастырь неподалеку от нашего имения. У них там был огромный колокол. До монастыря от нас было четыре или пять верст. Мы туда пешком ходили. Надо было перейти через лес, а там - Дюдьково. Это такое дачное поселение, там обрыв... Очень красивая была местность...

У нас жил огромный пес - сенбернар, светлый, желтоватого цвета. Очень был умный. Иногда он провожал наших гостей до железнодорожной станции, бежал рядом с повозкой. А это было пятнадцать верст. Потом он самостоятельно возвращался домой. И вот один раз он почему-то зашел в какую-то деревню. А там жители его приняли за льва и с перепугу дали знать в полицию. Так что потом в нашей округе искали льва..."

Я поражался памяти моего собеседника, тому, как свободно льется его речь, всегдашней трезвости мнений и оценок, и юмору, которым он обладал в высочайшей степени...

Вот, я смотрю, Владыка немного утомился. (Беседа у нас шла о давних нестроениях в церковном Зарубежье, о попытке примирения между Синодом и Митрополитом Евлогием (Георгиевским)). Речь моего собеседника звучит тише, он говорит медленнее... Но это продолжается считанные мгновения... Вот опять сверкнули умные, проницательные глаза, губы тронула саркастическая улыбка, и я слышу:

- У Евлогия был один существенный недостаток - для него было очень трудным говорить правду...

И после паузы Владыка добавляет:

- Все время брехал...

Епископу Григорию было за девяносто, он был "пресыщен днями". Но у него была мечта, сильнейшее желание - непременно побывать в России. Сказать, что он был русским патриотом - ничего не сказать. Ему было 15 лет, а его старшему брату Михаилу - 17, когда они еще до эмиграции, на Кавказе, создали молодежную монархическую организацию. В двадцатых годах в Белграде будущий Владыка был редактором и издателем газеты "Голос Верноподданного". Весьма многие из его сочинений - а они составляют четыре пространных тома - посвящены судьбам России и ее истории.

Надо сказать, что в девяносто лет он перенес серьезнейшую операцию, и врачи категорически возражали против длительного перелета и самого путешествия. Но Владыка Григорий был человеком непреклонной воли, и поездка состоялась.

Мне вспоминается ясный, теплый день 16 мая 1995 года, аэропорт Шереметьево. Архиепископ Суздальский и Владимирский Валентин и клирики Православной Свободной Российской Церкви, в числе которых автор этих строк, все мы ждем прибытия Владыки Григория.

И вот, наконец, в толпе людей мы видим фигуру отца Владимира Шишкова, он катит перед собой инвалидную коляску, в которой сидит улыбающийся, счастливый Владыка.... Воистину - плоть немощна, но дух бодр!

Гости и все мы, встречающие, тотчас же отправились в древний Суздаль, где Владыка пробыл целую неделю. Он присутствовал на богослужениях, причащался, проповедовал, был участником архиерейского совещания, беседовал с клириками и верующими... Особенно радостным для него было знакомство и общение с теми монашествующими и клириками, которые пришли в Православную Свободную Церковь из т.н. "катакомбной". За плечами этих людей десятилетия жесточайших гонений, тюрьмы и лагеря...

После Суздаля наш гость провел два дня в Москве. Мы привезли его на Новодевичье кладбище, отыскали там могилу прадеда Владыки - А.С.Хомякова и его жены, которая была родной сестрой Н.М.Языкова. Прах этого поэта покоится здесь же. Мы там служили панихиду, и этих молитвенных минут я никогда в жизни не забуду.

По возвращении своем в Элмвуд Парк Владыка Григорий не сразу вошел в привычную колею. Но довольно скоро он возобновил свои занятия, как всегда, много читал, отвечал на бесчисленные письма, живо интересовался событиями в мире и в особенности тем, что происходит в России... И все же с каждым днем он слабел. Смерти он, разумеется, нисколько не боялся и был давно к ней готов. В начале осени ему стало хуже, его даже поместили в больницу, но существенного улучшения это не принесло. 7 октября 1995 года он тихо и мирно отошел ко Господу.

Я благодарю Бога, что Он даровал мне возможность узнать этого необыкновенного человека и даже сблизиться с ним. Последнее время я много думаю о нем, и вот мне кажется, что Владыка Григорий отнюдь не случайно именовался сначала - "Сиятельством", а затем и "Преосвященством". Его редчайшие врожденные качества - трезвый ум, твердая воля, неизменность принципов - выделялись на фоне всечеловеческих пороков и слабостей, а приверженность Истине и стойкость в Православной вере - на фоне всеобщей апостасии.

В истории Российской Церкви есть лишь один деятель, с которым можно было бы сравнить епископа Григория. Я имею в виду приснопамятного Константина Петровича Победоносцева. И я убежден, что разница между ними состоит отнюдь не в масштабах личностей, а в размерах поприща. Если обер-прокурору Святейшего Синода пришлось быть администратором в самой обширной и многолюдной на всей земле Российской Православной Церкви, то Владыке Григорию довелось исполнять те же функции в небольшой по числу пасомых Церкви изгнанников.

Сходство епископа Григория с К.П.Победоносцевым наглядно подтверждается и еще одним немаловажным обстоятельством. Я имею в виду патологическую ненависть, которую испытывали и продолжают испытывать к покойному Владыке "церковные" и "околоцерковные" либералы. Россказни о "страшном Граббе", в течение десятилетий распространявшиеся по зарубежью, теперь - увы! - проникают и в Россию. Но подобно своему великому предшественнику, обер-прокурору Синода, Владыка Григорий всегда относился к своим злопыхателям стоически и, можно утверждать, с истинно христианским незлобием. В 1963 году он писал одному из своих многочисленных корреспондентов - протоиерею Александру Трубникову: "Спасибо Вам за письмо и добрые слова. Я не первый раз делаюсь объектом интриг и нападок. Сейчас они немного притихли, но одно время были очень активны и, конечно, не исчерпаны и сейчас. При всяком удобном случае меня будут грызть. Утешением служит то, что это исходит не столько от личных врагов, а от тех, кто хочет ослабить наш центр и расколоть Церковь".

Надобно тут заметить, что эпистолярное наследие епископа Григория - огромно, несмотря на то, что письма довоенных и военных лет не сохранились. Тем не менее архив его составляют сотни объемистых папок, и хранятся они у А.Г.Шатиловой, старшей дочери покойного иерарха.

Весной 1997 года я еще раз побывал в Америке с той единственной целью, чтобы познакомиться с этим архивом. В течение двух недель изо дня в день я перебирал бумажные листы, порой уже пожелтевшие от времени, и перед моим мысленным взором вставала трагическая история Русской Церкви в ХХ веке.

Вопреки тому, что утверждали злые языки, епископ Григорий всю свою жизнь прожил бессребреником, его переписка еще и еще раз подтверждает это. У него никогда не было денег для того, чтобы подобающим образом издать свои сочинения. Нет таких средств и у его детей, но с их согласия я решился подготовить к печати малую толику эпистолярного наследия Владыки, ибо письма как ни что иное дают представление о человеке и о его сути.

И вот я вспоминаю, как во время одной из наших неспешных прогулок по улицам Элмвуд Парка епископ Григорий вдруг сказал мне:

- Я хочу, чтобы после моей смерти Вы бы молились о моем упокоении.

Я отвечал ему:

- Владыка, я много лет молюсь о Вашем здравии и хотел бы продолжать именно это. Но если Вы, не дай Бог, умрете, я буду молиться о Вашем упокоении до самой своей смерти.

Больше мы к этой теме никогда не возвращались.

И теперь я всякий день молюсь, да упокоит Господь душу благого и верного раба Своего - епископа Григория в нестареющем блаженстве Своем!