МИТРОПОЛИТ АНТОНИЙ КАК УЧИТЕЛЬ ПАСТЫРСТВА

Кажется, давно ли мы видели Блаженнейшего Митрополита Антония между нами? Давно ли он возглавлял нас? Временами кажется, что это было чуть ли не вчера. А вот уже 33 года прошло со дня его кончины, целый век прошел со дня его рождения, и мы собрались здесь, чтобы отметить это знаменательное событие.

Весьма кстати к нынешнему году вышел обширный труд Владыки Никона (Рклицкого), для многих как бы открывший образ великого нашего иерарха.

В этом труде собран, кажется, весь доступный нам материал. Из него перед нами встает образ мальчика Алеши Храповицкого, на котором с юности лежит печать избранничества в его серьезности, доброте, богомольности и талантливости. Мы видим, как он церковно растет, сначала восхищаясь новгородскими святынями, затем прислуживая в церкви и с четырнадцати лет читая на клиросе в Исаакиевском соборе. Уже в последних классах гимназии он составляет первую свою службу Свв. Кириллу и Мефодию, которую, несмотря на юность автора, Синод одобряет и вводит в богослужебный обиход.

Интересы юного Храповицкого разнообразны: он изучает одновременно и богословие и литературу, еще мальчиком помещает в специальном научном журнале исследование об одной породе уток. Духовный интерес преобладает. Алексей Храповицкий экстерном выдерживает трудный конкурсный экзамен в Петербургскую Духовную Академию.

Проходят годы глубокого изучения богословия. Защищается сначала кандидатская работа, а потом магистерская диссертация на трудную философскую тему. Наступают дни педагогической деятельности. Через четыре дня по окончании Академии Алексей Храповицкий пострижен с именем Антония и вскоре рукоположен в иеромонахи. Краткое время он преподает в Холмской семинарии, потом возвращается в родную Академию в качестве доцента. Развивается кипучая лекционная и литературная деятельность.

Из Академии на короткий срок он переводится на должность ректора Петербургской Семинарии, а затем назначается ректором Московской Академии. Все более укрепляется его дух, все ширятся знания и опыт, все растет его известность и все более распространяется его влияние на молодежь.

Он провозвестник новых методов в проповеди вечного святоотеческого Православия. Он возвращает богословскую науку к древним ее истокам, от которых некоторые профессора уводили ее под влиянием неправославного Запада.

Растет пастырский и педагогический опыт, получивший особенно яркое проявление в лекциях по пастырскому богословию. Памятником его трудов в Московской Академии, кроме вечной печати в сердцах студентов, остался замечательный академический журнал "Богословский Вестник". Летом 1895 г. Молодого ректора переводят в Казанскую Духовную Академию - и там он тоже вносит живительную струю в академическую жизнь. И там он не просто начальник: он для студентов учитель, пастырь и отец.

В 1897 г., оставаясь ректором Академии, Владыка Антоний становится епископом, а в 1902 г. Назначается в Уфимскую епархию, в которой пробыл два года, псле чего был переведен на Волынь. Тут его архипастырские дарования получили такое развитие, а авторитет его так возрос, что он становится известен всему православному миру, и часто его называли Волынским даже после того, как он был в 1914 г. Переведен в Харьков. Там застала его революция, которую он не принял и был удален на покой в Валаамский монастырь, пока, вопреки революционному духу времени, народным голосом не был возвращен на свою кафедру. Любовь, которую он стяжал и в Харькове всего за три года управления, превозмогла революционную пропаганду.

С особой силой авторитет Митрополита Антония проявился на Всероссийском Соборе. Ему обязаны мы восстановлением Патриаршества, о котором он ечтал с юности, но от которого его самого отвел промысел Божий вопреки голосу большинства членов Церкви. Господь готовил ему иной удел - быть главою свободной части Русской Церкви в дни порабощения ее на Родине.

Затем мелькает перед нами его кратковременное пребывание в Киеве, его пленение у поляков, прибытие в добровольческую армию и, наконец, выезд за границу. Здесь он создает Зарубежную Русскую Церковь. Его труду, его молитвенному подвигу обязаны мы тем, что сохранили вне России свою Церковь и что эта Церковь не поддалась никаким соблазнам компромиссов с большевизмом.

Церковное разделение за рубежом, однако, принесло Митрополиту Антонию великую скорбь. Он старался устранить его и мерами канонических прещений, и актами любви и смирения. Его труды не увенчались полным успехом в этом отношении. Но, когда он тихо скончался на наших руках 28 июня 1935 г., он все-таки оставил по себе большое и прочное церковное наследие, которое не могли разрушить никакие испытания Второй Великой Войны.

Великие люди бывают многогранны. Если статьи и сообщения о нем освещают разные стороны учения и деятельности Митрополита Антония, то при всей своей содержательности они не могут исчерпывать всего того, что можно сказать об этом замечательном иерархе.

Мне предложено сегодня говорить о нем как учителе пастырства. Это, казалось бы, очень определенная и, может быть, ограниченная тема. Однако когда я стал думать о том, что именно нужно о ней сказать, я увидел, что она могла бы наполнить содержанием целую книгу, хотя сочинений Митрополита Антония в этой области напечатано сравнительно немного. Лишь небольшая часть его лекций по пастырскому богословию была записана студентами и увидела свет. Кроме того, напечатано его замечательнейшее сочинение "Исповедь", написанное им самим по воспоминаниям его лекций в то время, когда он находился в польском плену. Есть у него и некоторое количество статей из этой области. Но этим, конечно, не исчерпывается наш материал: Владыка Антоний был не только профессором пастырского богословия, он был сам пастырем и архипастырем. Учительство вообще не ограничивается одним писанием, а пастырство есть не только наука, но и искусство. Поэтому в суждениях о Митрополите Антонии как учителе пастырства нам надо иметь в виду и его пастырское делание.

Владыка Антоний оказывал мне много любви и доверия, приблизив меня к себе еще до того, как в 1931 г. Привлек меня на службу Церкви в качестве своего ближайшего сотрудника. В течение ряда лет я почти ежедневно был участником его бесед и выслушивал его всегда откровенные суждения. Я не встречал впоследствии человека, который бы так просто и откровенно делился с другими своими мыслями. При этом, беседуя с молодыми людьми, он был чужд всякого намека на превосходство. Напротив, он своего собеседника склонен был "больша честью творити". В этом сказывалось его смирение, которое так привлекало к нему сердца людей. Его письма ко мне, в то время 26-летнему молодому человеку, столь далекому от его уровня опыта и знания, наполнены такими выражениями, как будто он пишет равному себе. Такое забвение своего превосходства было сворйственно ему, как хранителю заповеди блаженства о нищих духом. В поощрительных словах его, которые доводилось слышать не мне одному, но и многим другим, например, присутствующему здесь Владыке Никону, не было ничего, кроме искренности, соединенной с исключительным доброжелательством и крайним смирением.

Одному молодому человеку он, великий мастер кратко, ярко и выразительно излагать свою мысль, писал в 1930 г.: "Я завидовал бы вашему таланту соединять полноту изложения с живостью содержания, завидовал бы, если бы зависть не была смертным грехом." Это была нередко применявшаяся им форма похвалы.

Но во всем этом важно то, что Влажыка радовался той правде, которую он видел в наших статьях и, творя себя нищим духом, прилагал к ним объективно неправильное мерило, несоразмерно принижая себя и возвышая нас.

Вот это свойство смирения и самоуничижения проявлялось во всем пастырском делании Митрополита Антония.

В своей в высшей степени оригринальной речи при наречении во епископа он начинает с указания на тщеславие и самоуверенность, столь обычные у тех, кто вступает на путь нового высокого служения. "По-видимому, -говорил он, - свойственно всякому деятелю, призываемому на высокое, святое служение, мысленно обозреть предстоящий свой жребий и предначертать в сердце своем и красноречиваом слове все те добрые и мудрые начинания, которые теснятся в его воображении."

Как естественно было бы от человека, можно сказать, гениального, от исполненного многими дарованиями, предприимчивостью и блеском ставленника ждать пламенного словва о новых путях и методах архипастырского делания. Но мы не найдем ничего подобного в слове Митрополита Антония при его наречении.

Он вспоминает горячностьапостола Петра и то, как Господь смирял его, пока не возвел его на высокую степень совершенства. "Чего не могла совершить естественная горячность духа, - говорит Владыка, - то совершила благодать Духа Божественного, обретшая себе место в сердце, очищенном покаянием, украшенном верою, укрепленном смирением. То, что совершилось с Первоверховным Апостолом, - продолжал он, - есть закон жизни, действующей во всех служителях Божиих. Не в смелых предначертаниях, не в пылком воображении раскрывается сила их, но в самом отречении от своей естественной силы обретает себе место сила Божия." Владыка Антоний указывал на то, что духовный взор вновь призываемого трудника нивы Господней "должен быть обращен не вдаль, а внутрь себя, не в будущее, а в настоящее: "Даждь нам днесь... И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого."

В своей речи при вступлении в управление Уфимской епархией Митрополит Антоний еще подробнее развивал эту мысль. Он говорил о том, что пастырское служение, а наипаче служение преемников апостольской власти - архиереев, состоит главным образом во внутреннем делании - чтобы пастырь в душе своей сострадатнльной любовью переживал нравственную жизнь, нравственную борьбу своей паствы, всю радость жизни полагал бы в том, чтобы вверенные его водительству люди восходили к духовному совершенству, и чтобы о грехах ихон скорбел и молился как о своих собственных. Владыка делал при этом оговорку, что нужно для епископа и делание внешнее по церковному управлению, но оно будет ценным лишб под тем условием, что это внешнее делание будет обнаружением того внутреннего делания, в котором заключается сущность пастырского служения.

Возглавляя уже другую, Волынскую епархию, Митрополит Антоний в ряде посланий возвращается к этому положению. "Если мы хотим удержать при себе своих овец, за которых должны дать ответ Богу, то мы должны не одним авторитетом своего сана, но уже и личными качествами поддерживать в них почтение к духовному чину и веру в Богопреданную благодать." Он напоминал духовенству, что требуемые от него "народом - и Законом Божиим качества учительности и богомольности не суть качества внешние и приобретаются лишь по мере того, как мц сами упражняемся во внутренней духовной жизни, то есть боремся со страстями, понуждаем себя к тайной молитве, читаем слово Божие и святоотеческое, смиряем свое сердце и поверяем грехи своему духовному отцу. Не в красноречии, не в образованности внешней заключается учительность иерея, не отсюда влияние его проповеднического слова и всякого вообще увещания, а в том, насколько он сам усвоил себе благодатное умиление и ревность о Боге и спасении."

Итак, первое наставление, которое давал пастырям Митрополит Антоний, это - работать над собой и стяжать благодатную близость к Богу. Такое высокое понятие о пастырском служении невольно ставит вопрос о том, кто к нему призван.

Владыка Антоний нередко сам призывал к нему людей, которые чувствовали неуверенность в своей пригодности для такого служения. Меня лично он склонял к этому в ряде писем, когда я еще, несмотря на мои занятия богословием, совсем об этом не помышлял. Один из достойнейших Волынских пастырей рассказывал мне, что по окончании Семинарии у него появилось глубокое сомнение в отношении принятия священства. Об этом как-то узнал Владыка Антоний. Он вызвал его к себе, беседовал с ним чуть не целую ночь и наконец убедил его стать на путь пастырства. Владыка был прав в отношении его: из него, не сознававшего ранее своего призвания, вышел прекраснейший, добрый пастырь.

Напротив, Владыка часто с некоторым недоверием иногда относился к тому внутреннему зову, о котором говорили ему некоторые, ищущие священства. Митрополит Антоний был человеком глубокой духовности и очень опасался всякого самообльщения. Он считал, что ощущаемый в сердце человека "голос Божий" часто есть ничто иное, как плод самообльщения. "Мы думаем, - писал он, - что этот голос может ощущать только тот кандидат, который предуказан Церковью. Самооценка, самочувствие готовящегося к священству должны иметь ничтожное значение." Опасаясь самообольщения у тех, кто ощущает себя призванным к священству, вообще во имя духовной трезвости всегда предупреждавший нас от слишком большой доверчивости к своему внутреннему голосу, Митрополит Антоний зато призывал будущих пастырей к тщательному приготовлению себя к столь высокому служению.

Главную часть пастырского богословия Митрополит Антоний видел "отнюдь не в перечислении отдельных должностных отправлений священника, но в пастырской аскетике, то есть в обстоятельном и ясном богосолвски обоснованном показании 1) самого зарождения этого пастырского духа (настроения), 2) его дальнейшего развития и конечных исходов и, наконец, 3) его проявления в деятельности."

Лекции Митрополита Антония и его статьи по пастырскому богословию, первоначально печатавшиеся под инициалами С.С.Б. - что означало "Служитель Слова Божия", влили совсем новую струю в эту науку. В вышедшем в 1957 г. Курсе лекций архимандрита Киприана по пастырскому богословию эти лекции называются "действительным событием в истории этой науки". Он справедливо пишет, что Владыка Антоний, тогда молодой архимандрит, "поистине "сделал весну" в истории русской духовной школы вообще и пастырского богословия в частности."

Он продолжал делать эту весну и после того, как покинул профессорскую кафедру. В положении епископа он продолжал преподавать науку и искусство пастырства подчиненному ему духовенству, ибо в его изложении это была не просто наука, а уроки жизни.

Если, с одной стороны, Митрополит Антоний указывал те же источники науки пастырского богословия, какие можн найти в предшествующих ему руководствах, то, с другой, он к принципам теоретического руководства присоединил начала живого пастырского опыта. Он указывал на то, что одной книжной начитанности недостаточно, что надо изучать жизнь непосредственно. Вслед за известным светским духовным писателем Стурдзой Владыка указывал на важность для пастырского опыта посещения больных и присутствия при умирающих. Он говорил, что в этих случаях "один день бывает для пастыря полезнее целых десятилетий книжного чтения."

В пастырстве основное значение имеет молитва. Митрополит Антоний называет ее "главным средством к получению духовных даров". Пастырь, по его словам, "путем долговременного подвига должен создать в себе молитвенную стихию - способность возноситься к небу, в загробный мир и быть там как бы своим человеком."

Надо сказать, что эти слова были несомненно приложимы к самому Владыке. Он замечательно знал жития святых, и, слушая его суджения о них, иногда можно было подумать, что он говорит о своих добрых и близких знакомых.

Его наставления пастырям полны указаний в области молитвы. Нельзя не упомянуть здесь о его замечательной статье: "Письмо к священнику о научении молитве": в кратких словах здесь дается изобилие практических советов, важных для каждого христианина.

Но Владыка Антоний очень трезво смотрел на задачу приходского священника. Будучи сам молитвенником и аскетом, будучи идеологом монашества, который многих молодых людей увлек на иноческий путь, Митрополит Антоний понимал, что перед приходским священником стоят такие практические пастырские задачи, что он не должен отрываться от них ради своего личного молитвенного подвига монашеского характера.

В виде пастырской аномалии лиц с самыми лучшими намерениями Митрополит Антоний указывает на людей, которые смотрят на пастырское служение не как на "духовное сочетание пастыря с паствой, а как на подвиг послушания в смысле только исполнения известных обязанностей и правил без усвоения духа пастырского". Такие люди, по его словам, "при всей ценности своих нравственных качеств являются для паствы тяжелыми, чиновниками". Митрополит Антоний замечает, что прав был Златоуст, говоривший, что многие пустынножители, достигшие высших созерцаний, могут оказаться совершенно жалкими и непригодными, когда поставляются на свещнике пастырском. Владыка предостерегал приходских пастырей, что они не достигнут своей цели, если ограничатся тем, чтобы отдать себя руководству современных "книг по подвижничеству". "При всех своих несомненных достоинствах они едва ли дадут ему все желаемое, а лишь одну его половину, то есть откроют путь к чистотое, Богомыслию, но не к тому, чтобы душа его стала отзывчива на все духовные нужды ближнего." Владыка, конечно, хотел, чтобы и белое духовенство знало и читало аскетические творения Отцов, но добавлял, что "в белом духовенстве дух пастырства воспитывается более в семейной их жизни или через непосредственное общение с прихожанами и добрыми людьми, нежели путем нарочитого чтения".

Для лучшего понимания проблем современной паствы Митрополит Антоний хотел от пастырей знакомства с литературой. Она изображает человеческие переживания, его чувства, искушения, падения и восстания в современной обстановке. Она, то есть, является одним из важнгейших источников познания человеческой души, столь важного для врачевства. Поэтому сам Владыка относился с интересом к светской литературе, которую знал очень хорошо. Особенно подробно изучил он Пушкина и Достоевского. Все это он считал важнейшим материалом для пастыря.

Из пастырского делания вслед за молитвенным подвигом Митрополит придавал особое значение исповеди. Он указывал на то, что беседа между двумя людьми на исповеди представляет собою явление совершенно исключительное. "Ведь все разговоры, которые ведутся между людьми вне исповеди, - пишет он, - особенно в настоящее вермя, имют целью скрывать свои недостатки и выставлять свои часто несуществующие достоинства." Люди на исповеди говорят о своих грехах, в котрых при других услоаиях не признались бы и под ножом.

С особой любовью Митрополит Антоний говорил об этом предмете, сам будучи в нем не теоретиком, а практиком. В исповеди по преимуществу могла проявляться столь дорогая его сердцу сострадательная любовь.

Сочинение Митрополита Антония "Исповедь" является одной из драгоценнейших жемчужин среди его творений. В нем ясно обнаруживаются его собственные высокие свойства и особенно его сердце, исполненное любви к кающемуся грешнику. Эта любовь, соединенная с духовным опытом, позволила Митрополиту в своих лекциях по пастырскому богословию излагать наставления, как именно надо назидать на исповеди людей различных настроений и различных положений в этой жизни. Эти наставления глубоки и практичны, они охватывают почти все виды греха и во всех случаях указывают, как врачевать самый их корень. Таких глубоких практических указаний нет ни в одном другом руководстве, и можно только пожалеть, что "Исповедь" Митрополита Антония до сих пор не переиздана. Она должна бы быть наастольной книгой каждого духовника.

Но если Митрополит Антоний в указанных сочинениях выступал по преимуществу как любящий наставник духовной жизни, то он был отнюдь не чужд и административного искусства. Мне неоднократно приходилось слышать одностороннюю его оценку, как якобы далеко не администратора. Это глубокая ошибка. Да, Митрополит Антоний на первое место ставил у пастыря молитвенное и духовное делание, но он никогда не забывал, что поставлен пасти стадо Христово и при всей своей доброте прибегал иногда к строгим мерам. Так, вскоре после назначения на Волынь он уволил незаслужившего его доверия секретаря консистории. В послании к пастырям церкви Волынской епархии в 1912 г., упоминая о том, что в некоторых приходах под влиянием революции крестьяне объявили, что Церковь - их, и перестали давать взносы на епархиальные нужды, а кое-где и позапирали двери перед нелюбимым священником - Митрополит Антоний писал: "Конечно, мы не остановились перед самыми строгими мерами в борьбе с подобными мятежами по приходам: запечатывали церкви, запиравшиеся перед их священником, впредь до раскаяния прихожан, отолучали зачинщиков от причастия на год и более, приписывали возмутившиеся приходы другим священникам и т.д."

Если в своих посланиях Митрополит Антоний старался поднимать духовный уровень подчиненного ему духовенства и давал советы, как ему вести свое пастырское делание, то обнародованные его резолюции по Волынской епархии обнаруживают в нем и внимательного администратора. Я думаю, что последнее свойство его осталось незамеченным со стороны мрногих потому, что образ его как догматиста, наставника благочестия и человека исключительной доброты заслонило его деятельность по администрации.

В изданных отдельной книжкой резолюциях Митрополита Антония по Волынской епархии есть не только ряд подробно изложенных строгих указаний из богослужебной области и по церковному благолепию и благочинию, но также и по внешнему порядку, как, например, о наблюдении приходов во время отпусков их настоятелей, о значении причтовой земли, о постройке церквей без технического надзора, инструкция помощникам благочинных и т.д. Митрополит Антоний хорошо знал технику церковного управления, но сухость администрации смягчал своей любовью и снисхождением.

Я уже упоминал о том, какое громадное значение Митрополит Антоний придавал у пастыря сострадательной любви. Он считал ее одним из тех дарований, которые укрепляются и возгреваются в пастыре не столько его волей и расположением, но и даром благодати, сообщаемой ему при хиротонии. Он сам обладал этим даром в изобилии. Этот дар проявлялся в нем уже в раннем возрасте и еще более, когда он достиг зрелости.

Двери Владыки были открыты для всех. Его квартира была всегда наполнена студентами, с которыми он вел бесконечные беседы, отрывая время для своей текущей работы и часто долго говоря с кем-нибудь из них, чтобы пробудить его религиозное чувство и наставить на путь покаяния и нравственного возрождения. Кто исчислит всех тоех насельников небесного Царства, коорые пастырской любви Митрополита Антония обязаны спасением своей души?

Пастырское служение тяжело, ответственно и, как всякое искусство, требует дарования, знаний и труда.

Великие художники составляли руководства, давали указания ученикам, показывали им различные приемы своего мастерства. Далеко не всегда ученики могут перенять в полной мере передаваемое им искусство. Образ Митрополита Антония стоит перед нами ныне, как некий колосс пастырства, как некий гений. Как великий знаток человеческой души. Он ныне не наставляет нас живым словом своих скованных смертию уст. Но не смолкает его спасительная речь. Через примеры его жизни и сол страниц его творений непрерывным потоком льется и будет литься его учение о пастырском служении.