О догмате искупления по Митрополиту Антонию

В 1917 г., когда прошел какой-нибудь год с тех пор, как я начал интересоваться богословской литературой, довелось мне прочитать в "Богословской Вестнике", журнале, издававшемся при Московской Духовной Академии, статью Митрополита (тогда Архиепископа Харьковского) Антония "Догмат Искупления". Статья произвела на меня сильное впечатление. В то время у меня создалась привычка выписывать в записную книжку особенно понравившиеся места из прочитанной книги. Выписки из "Догмата Искупления" заняли у меня много страниц в этой записной книжке.

Но вот подошло время, когда большевики подступали к Северному Кавказу, где семья наша жила сначала в Кисловодске, а поом в Ессентуках. Надо было готовиться к эвакуации. В этих случаях перед людьми станвится вопрос: что из вещей им особенно дорого, что брать с собою, а что покинуть, поскольку багаж должен ыть очень ограниченным. Для книголюба это вопрос особенно блезненный. И вот среди тех немногих книг, которые я мог взять с собою, была статья Митрополита Антония "Догмат Искупления", вырванная мною для этого из Богословского Вестника.

Уже в Югославии, при одном из первых свиданий с Митрополитом Антонием, я услышал от него, что он хотел бы издать этот свой труд, ноо нигде не может найти соответствующего номера Богословского Вестника, вышедшего уже во время революции, незадолжго до прекращения и самого издания журнала, а за границу, по-видимому, не дошедшего. Владыка был очень гбрадован, когда узнал, что у меня сохранилась его статья, в которую он вложил столько любви, убежденности и веры. Я, конечно, предоставил ему вырванную статью, и она вскоре же была издана им в 1922 г., едива ли не с помощью Антиохийского Патриарха Григория, особенно почитавшего Владыку Антония.

Я не ошибусь, если скажу, что из всех своих сочинений Митрополит Антоний особенно дорожил "Догматом Искупления", который он обдумывал и вынашивал в течение многих лет. Его православное сознание, равно как и росшее под впечатлением более глубокоо изучения святоотеческих творений и ряда русских богословов не могло мириться с западым толкованием одного из основных догматов нашей Церкви. Толчок к возвращению богословия от западной схоластики к святым отцам был дан А.С.Хомяковым и уже проявлялся в работах разных богословов, частично учеников самого Митрополита Антония.

Если Архим. Сергий (впоследствии именовавшийся Патриархом), Несмелов, Светлов и др. подготовили почву для правильного понимания догмата искупления своей критикой юридического западного подхода к нему, то в значительной мере они разрабатывали мысли, которые были указаны, как требующие исследования, еще Св. Григорием Богословом в его слове на Пасху. "Остается, - говорит он , - исследовать вопрос и догмат, оставляемый без внимания многими, но для меня требующий исследования. Кому и для чего пролита сия излиянная за нас кровь - кровь преславная Бога и Архиерея и Жертвы? Мы были во области лукавого, проданные под грех и сластолюбием купившие себе падение. А если цена искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, спрашиваю, кому и по какой причине принесена такая цера? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но самого Бога, за свое мучительство берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас. А если Отцу, то во-первых, каким образом? Не у него мы были в плену. А во-вторых, по какой причине кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, вместо словесной жертвы дав овна? Или из сего видно, что приемлет Отец не поому. что требовал или имел нужду, но по домостоительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы ОН Сам избавил нас, преодолев мучителя силой, и возвел нас к Себе через Сына посредствующего и все устрояющего в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим. Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием" (Твор. Изд. 3-е, Москва, 1899, стр. 142-143).

Святитель мог на этом остановиться, потому что в его время еще не было западной юридической теории об искуплении. Эта теория, в своем практическом применениии давшая такое уродливое явление, как римские индульгенции, в наше время уже настятельно требовала православного ответа В части критики этот ответ достаточно полно дали архим. Сергий, Светлов и др., а Митрополит Антоний раскрыл уже положительное учение о том, что Св. Григорий по несомненно серьезным соображениям того времени почтил молчанием. В дни Митрополита Антония юридическое заблуждение настолько выросло, что он принужден был нарушить это молчание. За это богословская наука и все мы, верующие, обязаны ему вечной благодарностью.

Мысли Митрополита Антония получили дальнейшее развитие в полном согласии с ним в Догматике о. Иустина Поповича, впрочем, по принятому им в его труде правилу, не ссылающемуся ни на кого из современных богословов, а только приводящему слова святых Отцов. Он нашел у них много сродных мыслей, но только не сведенных в систему, как сделал это Митрополит Антоний и вслед за ним и сам о. Иустин. В его изложении, на основании их слов, дополняется многое из сказанного Митрополитом Антонием и совершенно устраняется то недоразумение, которое возникло у недоброжелательной критики, упрекавшей Митрополита Антоний в якобы умалении значения крестных страданий Спасителя.

Эта критика основана в большой мере на невнимательном чтении слов Митрополита, который сиходил из того, что Богочеловек имел чеовеческую плоть и человеческую душу, и поэтому страдали обе части Его человеческой природы.

Если западное богословие останавливалось на страданиях тела, то Митрополит Антоний, отнюдь не пренебрегая ими, больше сосредоточил свое внимание на страданиях души Спасителя. Поэтому несправедливо было говорить, будто он пренебрегал Голгофой и центр тяжести переносил с нее на Гефсиманию. Вовсе нет. В обоих случаях он старался проникнуть в душевные страдания Богочеловека, как проявление Его сострадательной любви, духовно соединяющей нас с Ним и возрождающей чад Св. Церкви. Напомню слова Владыки Антония, оставшиеся незамеченными со стороны его критиков: "Он (Спаситель) был подавлен величайшей скорбью в ту ночь, когда совершилось величайшее в истории человечества злодеяние, когда служители Божии, в соучастии с учеником Христовым, одни по ревности, другой по корыстолюбию, решили умертвить Божественного Сына. В т о р и ч н о (выделено мною, - Е.Г.) эта подавляющая скорбь объяла Его пречистую душу, на кресте, когда уже весь жестокий народ не только не смягчился Его страшными телесными мучениями (душевных, конечно, они и понять не могли), но и злобно издевался над Страдальцем".

Не к одной Гефсимании, а и к Голгофе, вопреки не всегда добросовестным критикам Митрополита, надо отнести его слова: "В этом и состояло наше искупление".

Развивая мысли Митрополита Антония, Архим. Иустин в своей "Догматике" как бы подводит им итог, когда разъясняет, что дело искупления нельзя сводить ни к какому одному моменту: страдания Спасителя начались уже с момента рождения Его в мир и продолжались до распятия Его на кресте между двумя разбойниками. Не мог не страдать и непрерывно не мучиться Богочеловек, Который ежеминутно имел перед Своими всевидящими очами все грехи, все пороки, все преступления Своих современников, равно как и всех людей всех времен. Отец Иустин пишет слова, находящиеся в полном созвучии с сочинениями Митрополита Антония, которого он так почитал: "И до Гефсимании, но особенно в Гефсимании, человеколюбивый Господь пережил все муки человеческого естества, нахлынувшие на Него вследствие греха; перестрадал все страдания, какими страдала человеческая природа от Адама, до последнего его потомка; переболел все человеческие болезни как Свои; и в то же время имел перед Своими всевидящими очами миллиарды человеческих существ, которые вследствие греха мучаются в объятиях смерти, болезни и порока... В Нем, истинном Богочеловеке, плакала и рыдала человеческая природа, созерцая все то, что она совершила падением в грех и смерть" (Протосингел Др. Иустин Попович. Догматика Православне Цркве, Белград 1925, Т. II, стр. 377).

Нельзя не пожалеть, что "Догматика" о. Иустина во время войны была почти целиком уничтожена и стала величайшей редкостью. Она также не была переведена на русский язык и поэтому недоступна большинству наших богословов. А между тем, не называя Митрополита Антония, о. Иустин дал обоснованный ответ на основании святых отцов по всем пунктам, какие высказывались оппонентами Митрополита Антония.

Когда я в молодости читал "Догмат Искупления", то меня, еще только начинавшего читать богословские книги пятнадцатилетнего юношу, захватила свежесть и глубина мысли автора, соединенная с простотою изложения. С тем же чувством я переживаю его мысли, читая его творения и теперь. Митрополит Антоний вообще воспринимал догматы не как отвлеченные, сухие формулы, а как откровение, данное нам для направления нашей жизни. Он сознавал и разъяснял, что истины Божии открываются не для удовлетворения нашей любознательности, а для восприятия их душею и сердцем. Митрополит Антоний жил ими и потому мог с такой силой передавать их своей пастве, ученикам и почитателям. Главным свойством его была любовь к Богу и людям. Это чувство, соединенное с глубокой православной эрудицией, открыло ему понимание великих истин, которые он изложил нам для нашего научения и спасения.

Я думаю, что многие, интересующиеся православным богословием, а особенно все почитатели памяти Митрополита Антония, будут благодарны Преображенскому монастырю за то, что там позаботились о переводе замечательного сочинения нашего великого богослова на английский язык.

1978 г.